Как в Белокаменной решали квартирный вопрос 500 лет назад
Москвичи, как известно, все те же, и вот только квартирный вопрос их испортил. А вопрос этот стоял остро не только в XX веке, но и в незапамятные времена русского средневековья. Как его решали наши предки 500 лет назад?
Деревянные хоромы
Итальянец Амброджио Кантарини, побывавший в Москве в конце XV века, записал в путевом дневнике:
«Город Московия расположен на небольшом холме; он весь деревянный, как замок, так и остальной город».
Как мы увидим в дальнейшем, Кантарини привирает — к тому времени в Москве существовало по крайней мере трое каменных палат. Однако они, ясное дело, терялись тогда среди массовой деревянной застройки. Насколько она была массовой, можно судить со слов другого интуриста — гостившего у нас в начале XVI века Сигизмунда Герберштейна:
«Число домов в этом городе, которое приводят они сами, невероятно: они утверждали, будто за шесть лет до нашего приезда в Москву по повелению государя дома были переписаны и число их превысило 41 500».
Но не стоит представлять Москву эдакой фавелой — здешние деревянные хоромы могли дать фору иным каменным домам старушки Европы. Не без зависти описывал их размах польский разведчик Петр Петрей:
«Дома строятся у них чрезвычайно высокие, деревянные, в две или три комнаты одна на другой. Тот считается самым знатным, пышным и большим тузом в городе, кто выстроит себе самые высокие хоромы в нем с крышкою над лестницею крыльца».
Плотники наши были большими мастерами, настоящими художниками. От простой избы до сказочного дворца Алексея Михайловича в Коломенском — все возводилось без единого гвоздя, с помощью одного только топора. Даже такой скептик, как опричник Ивана Грозного немец Генрих Штаден, замечает не без восхищения:
«Палатные мастера или плотники для этих прекрасных построек пользуются только топором, долотом, скобелем и одним инструментом в виде кривого железного ножа, вставленного в ручку».
И уж совсем не в пример средневековым европейским городам с их тесно лепящимися домами и узкими улочками, Москва имела необычайно пространную внутреннюю планировку за счет обширных дворов и приусадебных участков. Среди путешественников о ней ходила поговорка: «Снаружи город кажется Иерусалимом, а внутри он точно Вифлеем».
Приусадебные участки были нескромными и больше походили на настоящую загородную резиденцию, а не на городское жилье. Вот как описал свой московский двор князь Юрий Андреевич Оболенский:
«А что на Москве на моем подворье хоромов на заднем дворе горница с комнатою, перед комнатою сени, перед горницей повалуша да сени же, да на заднем дворе две избы хлебные, да пивоварня, да поварня, да мыльня, а на переднем дворе две повалуши да анбар, а по другую сторону ворот два погреба, конюшня, две сенницы да житница».
Итак, кроме самих хором еще 14 построек на дворе. А богатые бояре стремились свои дворы превратить в маленькие города в городе — в полном согласии со средневековым принципом: «Мой дом — моя крепость». Как писал Петрей:
«У некоторых такие большие дворы, что на них могут поместиться три или четыре тысячи человек».
Что тут скажешь: умели жить наши предки! Одно только плохо — деревянные строения горят. Средневековая Москва регулярно страдала от пожаров, самые большие из которых выжигали почти весь город. Поэтому важной частью городского хозяйства была пожарная охрана. Она существует в Москве еще по крайней мере с XVI века. Водой никогда не тушили — были средства эффективнее. Какие — пронаблюдал немецкий путешественник Адам Олеарий:
«Водою здесь никогда не тушат, а зато немедленно ломают ближайшие к пожару дома, чтобы огонь потерял свою силу и погас. Для этой надобности каждый солдат и стражник ночью должен иметь при себе топор».
А если дом все же сгорал — москвичи не расстраивались. На всякий пожарный случай они выработали меры борьбы:
«Те, чьи дома погибли от пожара, легко могут обзавестись новыми домами. За Белой стеной на особом рынке (на нынешней Трубной площади. — А. Б.) стоит много домов, частью сложенных, частью разобранных. Их можно купить и задешево доставить на место и сложить».
Эдакая первая московская ИКЕА. Купил готовый дом — тебе его разобрали, доставили по адресу, и тут же собрали:
«Можно купить дом и получить его отстроенным в другой части города через два дня: балки уже пригнаны друг к другу, и остается только сложить их и законопатить щели мхом».
Каменные палаты
Но как бы ни хороши были деревянные хоромы, все же 500 лет назад наши предки начинают все больше стремиться обменять их на престижное каменное жилье. Интересно, что первым таким жильем обзаводится вовсе не государь, а… патриарх — в те времена церковная власть еще была сильнее светской. Митрополит Московский и Всея Руси Иона в 1450 году заложил на своем дворе в Кремле палату, ставшую первым московским каменным домом.
Вслед за митрополитом каменное жилье строят себе олигархи — в 1471 году купец со странным именем Тарокан «заложи себе полаты кирпичны» в Кремле, позади Спасской башни. В 80-е годы палатами обзаводятся Дмитрий Владимирович Ховрин, Василий Образец и Голова Владимирович.
Кстати, само слово палаты, кажущееся таким русским, все же происходит от итальянского «палаццо», то есть дворец. Итальянцам мы обязаны не только словом, но и делом. Старейшую сохранившуюся в Москве каменную гражданскую постройку — Грановитую палату — строят в 1487–1492 годах итальянские архитекторы Марко Руффо и Пьетро Антонио Солари.
Постепенно каменное строительство завоевывает город. Если в начале XVI века Сигизмунд Герберштейн еще писал о городе, что «он весь деревянный, кроме немногих каменных домов, храмов и монастырей», то 150 лет спустя Павел Алеппский уже спокойно скажет, что «большая часть построек возводится из кирпича».
Палаты обычно ставились двухэтажными, при этом первый этаж — подклет — как и сегодня, был не в фаворе. Хозяева там не жили, отдавая его под склады или комнаты для прислуги. Со двора «красное» крыльцо по лестнице вело прямо на второй этаж. В некоторых современных палатах крыльца и лестницы снесены, и теперь взгляд прохожего порой удивляют огромные двери на втором этаже, выходящие в пустоту.
В плане палаты строились простым прямоугольником, а иногда глаголем (буквой Г) или покоем (догадайтесь, какая буква). Дворовой фасад обычно был куда богаче уличного. Ведь кто на твой дом с улицы смотрит? Чернь всякая. А со двора — ты сам да гости дорогие. Случается и теперь, что, гуляя по историческому центру Москвы, видишь невзрачную каменную постройку, и только обойдя палаты со двора, замечаешь всю красоту.
Разумеется, жить в каменных палатах было куда престижнее, чем даже в деревянном дворце. Как замечает немецкий путешественник Августин Мейерберг, «многие из них стали строить себе домы из кирпича по тщеславию». Впрочем, дерево, как и сегодня, считалось экологичнее: «Со всем тем строят себе спальни из сосновых бревен, а для связи прошивают их мхом, говоря, что известка всегда имеет вредное свойство для здоровья, что и правда».
Если вам русские средневековые палаты все еще кажутся мрачными сундуками, посмотрите, что писал о них в середине XVII века путешественник из Сирии Павел Алеппский:
«Мы дивились на их красоту, украшения, прочность, архитектуру, изящество, множество окон и колонн с резьбой, кои по сторонам окон, на высоту их этажей, как будто они крепости, на их огромные башни, на обильную раскраску разноцветными красками снаружи и внутри: кажется, как будто это действительно куски разноцветного мрамора или тонкая мозаика».
Ну и зарабатывали тогдашние каменщики под стать своему мастерству. В договоре на строительство пяти палат на новом Аптекарском дворе на Смоленской улице в 1674 году читаем касательно оплаты труда:
«А рядили мы, подрядчики, за то полатное каменное дело денег тысячу пятьсот рублев да запасов: пятьдесят пуд соли, двадцать пуд масла коровья, пять ведер масла конопляного, сто пятьдесят пуд ветчины, пятьдесят пуд рыбы соленой белуги, пятьдесят пуд осетров, десять пуд икры, двести сазанов, пять ведер жиру рыбья, сто ведер вина…»
Иными словами, умели жить в Москве во все времена.
Айрат Багаутдинов специально для «РБК-Недвижимости»
Иллюстрации предоставлены автором
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Эксперты/Мнения», может не совпадать с мнением редакции
