Архитектор Эрик Валеев: «Я считаю удачей работать именно в это время»
— Вы открыли бюро аккурат в начале кризиса 2008 года, на падающем рынке, когда даже звездные архитекторы теряли заказчиков одного за другим. Тем не менее старт оказался удачным. Что помогло удержаться на плаву?
— Во время обучения в МАРХИ со второго курса совмещал работу с учебой. Получил опыт в бюро разных масштабов, а после окончания института около года проработал в крупном бюро. Этого хватило, чтобы осознать, что хочу больше успевать и работать эффективнее. И в 2008-м решил начать собственную практику. К тому времени уже было немало потенциальных заказчиков, которые хотели работать напрямую. Бюро началось с небольшой комнаты, трех компьютеров и единственного нанятого сотрудника.
За первые три-четыре года бюро расширилось всего до десяти человек. Кризис оказался в каком-то смысле полезным — научил работать в жестких условиях, оптимизировать затраты, соблюдать сжатые сроки. Отсюда гибкая схема работы бюро, где, помимо основного костяка, часть специалистов на удаленной основе.
— Что делать молодым архитекторам в условиях, когда рынок падает, у заказчиков нет денег, а город определяет архитектуру через миллионы квадратных метров?
— Мне всегда хотелось заниматься широкой практикой, не зацикливаясь на конкретном направлении. Собственно, этот подход заложен и в названии бюро. IQ — это intersection — «пересечение» и quality — «качество», то есть архитектура как пересечение составляющих, таких как философия, экономика, политика, история, эргономика, экономика, инженерия, культура и многое другое. От того, насколько качественно найдена взаимосвязь всех факторов, зависит глубина и польза архитектуры.
Совет молодым — оттачивать качество в самом широком смысле, от идей и непосредственно ремесла до проработки документации, подачи и презентации материала. Также важно не загонять себя в рамки одной типологии. Для того чтобы правильно спроектировать эргономичный дом или даже город, нужно уметь сделать стул или книжную полку.
— С них вы и начали?
— Да, как многие молодые бюро, мы начинали с интерьеров и других мелких заказов. Первым серьезным проектом стал ЖК «Доминион», для которого выполнили около 30 проектов вестибюлей и типовых этажей. Этот заказ мы получили в результате победы в закрытом конкурсе, что на тот момент стало для нас большим достижением. В 2014 году этот проект был назван «Лучшим реализованным общественным интерьером среди российских и европейских участников» по версии Британской премии.
— Каких проектов больше всего сейчас?
— За десять лет мы попробовали себя во многих типологиях — от мебели и частных интерьеров до банков, офисов, торговых центров, общественных пространств. Сейчас идет несколько проектов в области редевелопмента.
— Рынок этому благоприятствует — только в Москве в ближайшие годы планируется реновировать больше 200 бывших промзон.
— Дело не только в рынке, но и в том, что такие проекты реально нужны городу. Причем не только мегаполисам. Сейчас мы занимаемся реконструкцией бывшей промзоны в Орле. Убедили заказчика сохранить существующие корпуса, добавив к ним новые элементы. В постсоветские годы здесь был транспортно-ремонтный цех, до недавнего времени территория оставалась заброшенной. Заказчик — крупная животноводческая компания — хотел создать себе штаб-квартиру и небольшую техническую зону с ремонтными мастерскими и складами. Совместно мы значительно расширили функциональное наполнение территории.
Технические и складские здания, магазин готовой продукции и основной реконструируемый корпус связаны площадью, предназначенной как для отдыха арендаторов, так и для проведения городских праздников и фестивалей. Магазин, общественная площадь и часть основного корпуса открыты для посещения горожан. В основном корпусе наряду с арендными площадями и административной частью появились дегустационный, лекционный и спортивные залы, выставочное пространство, кафе. То есть смысл этого проекта — стать драйвером развития всего района.
При новом строительстве включить часть общественных функций и создать подобное пространство с переплетением сценариев было бы намного сложнее. Поэтому при правильном подходе редевелопмент может иногда давать заказчику, пользователю, городу и обществу в целом даже больше, чем новое строительство.
— Для ВДНХ вы делаете что-то похожее?
— Недавно мы выиграли закрытый конкурс на реконструкцию павильона № 38 («Рыболовство»). Задача, сформулированная в техническом задании, сводилась к разработке новых фасадов. Но мы решили не просто создать новую оболочку здания, а переосмыслить то, как этот объект функционирует, попытаться понять и исправить причины, которые привели его в упадок. С точки зрения конструкции ничего не изменилось, но мы переработали стилобатную часть и открыли ее прохожим.
Павильон расположен между парком и озером, а также имеет сквозной проход — можно зайти в здание с одной стороны и выйти с другой. Мы сделали круговой променад, который позволяет любому пешеходу, не заходя в здание, обойти его по всему периметру. Таким образом активизируется стилобат здания, появляется возможность устройства кафе и прочих сопутствующих функций по периметру всего здания, открываются живописные панорамы, видна связь парка с прудом. Там будут смотровые площадки, кинотеатр под открытым небом.
— Что там расположится после реконструкции?
— По заданию — общественный инновационный центр, связанный с интернет-технологиями, коммуникациями. В техническом задании шла речь и о создании современного информационного комплекса, который будет при этом связан с природой и парком.
Мы искали структуру, которая, с одной стороны, является метафорой глобальной сети, связи, потоков данных, а с другой — природной, прочной и легкой, так как конструкции здания не рассчитаны на большие нагрузки. С помощью алгоритмов и параметрического проектирования мы пришли к структуре, очень напоминающей паутину. Именно она и легла в основу образа. По сути, это легкий перфорированный навесной фасад, рисунок которого позволяет открывать виды и освещать солнцем нужные зоны интерьера, при этом там, где прямой свет нежелателен, выполнять функцию солнцезащиты.
— Насколько свободен архитектор, работая с такими проектами? Реконструкция исторических объектов — это всегда ограничения, не только законодательные, но и этические.
— В случае, когда статус здания не определен, это вопрос этики каждого конкретного архитектора и видение команды заказчика, работающей на объекте. Иногда архитектор может убедить участников процесса в том, что те или иные решения лучше сохранить либо, напротив, отказаться от них.
Если бы архитекторы имели больше возможности влиять на процесс, было бы лучше. Здорово, когда архитектор, работая с наследием, настолько погружается и проникает в суть и исторические слои, что становится уже главным экспертом во всем процессе. Пример тому — восстановление Нового музея в Берлине Дэвида Чипперфилда, который потратил годы на изучение здания. Следствием явилась деликатная мастерская работа.
Один из лучших проектов радикального редевелопмента, безусловно, Тейт Модерн, спроектированный Herzog & de Meuron. Уважительное, при этом смелое решение: новые фрагменты вкупе с историческим контекстом формируют грандиозное пространство. У нас подобных чистых примеров пока, наверное, нет, но есть движение. И хочется верить, что это вопрос времени.
— Кстати, как вы относитесь к концепции Herzog & de Meuron на Бадаевском заводе?
— Ирония в том, что 11 лет назад я был соавтором проекта на юге нашей страны, где мы заложили схожие решения. Поднимали гостиницу на частоколе колонн для сохранения связи парка и морского берега. Визуально проект здорово напомнил ту концепцию. Так что сам подход не является чем-то радикально новым. Интересный эксперимент по уплотнению городской ткани. Вопросов масса, включая нормы, инженерию, создание благоприятной и комфортной среды под зданиями в климатических условиях Москвы. Комментировать всерьез этот проект рано, сейчас есть только несколько рендеров.
— Вы работаете на московском рынке десять лет — и это то десятилетие, на которое пришлась самая заметная за всю новую историю России трансформация строительного рынка. Как вы ее ощущаете? Насколько за это время изменились заказчики и сами архитекторы?
— Заказчики заметно изменились. Я считаю удачей работать именно в это время, когда многие вещи уже не нужно объяснять. А еще семь-восемь лет назад нужно было объяснять абсолютно все. Мы, например, постоянно боролись с капителями и пилястрами в каждом проекте — по сути, с желанием заказчика повсеместно воспроизводить пародию на историческую архитектуру.
Сейчас многие осознали, что современная архитектура может быть комфортной и теплой, при этом открывающей новые возможности, пространства, сценарии. Есть, безусловно, и факторы, не лучшим образом влияющие на профессию. Порой юридический аппарат заказчика слишком давит, вводятся штрафные санкции, сопоставимые, к примеру, с немецкими договорами, при этом гонорары российских и немецких архитекторов существенно разнятся.
Не решены правовые вопросы на использование и переработку проектных решений и пр. Некоторые девелоперы создают архитектурные отделы внутри компаний, которые под копирку рисуют поэтажные планы в погоне за метрами. Это не всегда идет на пользу объектам, но в конечном итоге время расставляет все на свои места. Люди либо любят тот или иной объект, либо нет.
Хороший объект — это только синергия интересов заказчика, запроса общества и города, взглядов архитектора, где коммерческий успех идет в комплексе с созданием комфортной среды и человечностью архитектуры.
— Ваша работа началась с победы в закрытом девелоперском конкурсе. Насколько это эффективный способ заявить о себе молодому бюро?
— Довольно эффективный. Часть наших проектов была получена в результате побед в конкурсах, в основном, правда, закрытых. Самые известные — уже упомянутый ЖК «Доминион», торговый центр «Хорошо!» и реконструкция павильона «Рыболовство» на ВДНХ.
Конкурсы важны как для архитекторов, так и для города. Они дисциплинируют всех участников процесса: защитив проект на конкурсе и пообещав городу реализовать то или иное решение, участники проекта публично берут на себя обязательства по его воплощению. И нарушение этих обязательств чревато для репутации. Открытые конкурсы — почетное и вместе с тем затратное дело, особенно для некрупных бюро.
Себестоимость хорошо выполненной продуманной работы с привлечением консультантов — от 700 тыс. до 2 млн руб. в случае масштабных проектов, дешевле не имеет смысла, иначе потеряешь в качестве. Участие в платных девелоперских конкурсах оправдывает потраченные деньги. Но здесь есть порочный круг, потому что девелоперы обычно обращаются к одним и тем же архитекторам — и возможностей прорваться у молодых бюро немного.
— Тем не менее некоторым удается. Как вам кажется, можно ли говорить о появлении нового поколения молодых архитекторов со своей повесткой, взглядами на профессию, ценностями?
— Думаю, пока рано говорить о четкой повестке, но предпосылки к нарастающему интересу к теме комфорта, психологии восприятия, ценности природы, безусловно, есть. И это позитивный вектор. Есть имена, которые имеют шансы заявить о себе — и уже начинают это делать. Думаю, их можно определить как поколение. В современном мире сложно иметь какой-то особый резко отличающийся взгляд на развитие профессии в целом. Архитектура — глобальный феномен.
— Ваш учитель и коллега Юрий Григорян настаивает на обратном, утверждая, что архитектор — локальная профессия. Действительно, абсолютное большинство наших архитекторов востребованы только в России, реже — в странах СНГ.
— Не соглашусь, что наши позиции разнятся. Архитектора, безусловно, формирует место, среда, а после он формирует их. Чем больше факторов учитываешь при проектировании, тем четче ответ на поставленный вопрос. Играет роль климат, стремления и страхи общества, менталитет, экономика, состояние различных отраслей, исторический, культурный и политический контекст, прикладное искусство. И только по-настоящему все это осознав, можно предложить действительно полезное решение.
Архитектору, сойдя с трапа самолета в новом контексте, чтобы все это прочувствовать, нужно время, порой десятки лет. Но я говорю о глобальности подхода в целом, прежнюю идентичность и самобытность архитектурного языка не вернуть ввиду глобальных изменений. Она часто была продиктована не только самосознанием, но и информационной изоляцией. Сейчас у всех нас единовременно появляются одни и те же новости в смартфонах, информация о научных прорывах, ярких идеях.
На мой взгляд, сейчас фокус в другом: как создавать плотные насыщенные города с комфортной средой и удобным транспортным сообщением, как снизить психологическую напряженность людей в мегаполисе, как создавать в ускоряющемся темпе и ритме объекты, не теряющие актуальности через 10, 20 лет, красиво стареющие, чему мы можем учиться у природы, чтобы города гармонично сосуществовали с природой. Вопросов много, и мне лично отрадно видеть, что часть из них начинает интересовать молодое поколение.
Эрик Валеев родился в 1983 году в Москве. Окончил Московский архитектурный институт, работал в мастерской «Гинзбург Архитектс», архитектурном бюро А. Р. Воронцова.
В 2007 году основал собственное архитектурное бюро IQ. Среди крупнейших реализованных проектов: ТРЦ «Хорошо!», СГЦ «Знаменский» в Орле, интерьеры «Алма банк», «Бин банк exclusive», БЦ «Чемпион Парк» и др.