Остоженка: от трущоб к элитному гетто

Прогуляемся по Остоженке и прилегающим переулкам. За последние годы здесь появилось множество роскошных строений: Copper House, «Бутиковский, 5» и эталонный дом в Молочном пер., 1. Яркие разноцветные пластины Copper House, организующие фасад здания, только в последнее время стали привычными, но еще несколько лет назад в Москве ни одна из новых построек не отличалась столь смелым модернизмом.

Так называемый «Круглый» дом Григоряна интересен по-своему. Он более других соседних построек несет в себе черты отечественной архитектуры. Если бы такое здание построили лет 50-70 назад, получилось бы прекрасное партийное учреждение. И все-таки при виде этих респектабельных домов становится неуютно. Здесь начинаешь переживать чувство дискомфорта, которое испытывает человек при нарушении его личного пространства. Так чувствуешь себя в переполненном вагоне метро или коммунальной квартире...

Трагедия, комедия, фарс

К слову, совсем недавно коммуналки составляли подавляющую часть жилого фонда в районе Остоженки. История этого района вообще богата резкими поворотами.

Район Остоженки - это низина, бывшие заливные луга, где стояли стога, от которых улица получила свое название. В середине ХVI века Иван Грозный присоединил эту местность к опричнине, а позднее тут начали возникать усадьбы. Имена их знатных владельцев XVII-XIX веков дали названия многим остоженским переулкам: Всеволожскому, Еропкинскому, Лопухинскому, Хилкову. Первым заметным строением Остоженки считается Зачатьевский монастырь, возведенный в 1584 году на месте еще более древнего Aлексеевского монастыря. В 1771 году появился дом генерал-губернатора столицы Петра Еропкина, возведенный по проекту архитектора Михаила Казакова. Еще одна памятная постройка - дом матери Ивана Тургенева. Именно в нем происходили события, описанные в рассказе «Муму». Герои, драматические коллизии - все срисовано с натуры.

Занятный памятник истории - «Заведение искусственных минеральных вод» доктора Христиана Лодера, открытое в 1828 году в Хилковом переулке. Оно прославилось тем, что его посещали очень состоятельные люди, мечтавшие быть стройными и здоровыми. По воспоминаниям современников, в качестве лекарства доктор Лодер прописывал своим пациентам обязательные ежедневные упражнения и пробежки. Считается, что отсюда и пошло выражение «гонять лодыря».

Тех, кому был милее типичный русский досуг, посещали трактир Красовского - самое большое питейное заведение столицы с огромной голубятней и рингом для петушиных боев.

В конце XIX-начале XX века Остоженка активно застраивалась доходными домами. Один из красивейших среди них - дом № 21 в стиле модерн, построенный по проекту архитектора Льва Кекушева в 1901-1902 годах. А с доходным домом Якова Филатова, который появился в 1909 году, связана любопытная легенда. Говорят, купол здания был выполнен в виде перевернутой рюмки в честь того, что хозяин дома сумел «завязать» с пьянством.

Кварталы, расположенные между Остоженкой и Москвой-рекой, до последнего времени были не слишком привлекательны. Здесь располагалось множество непритязательных домов и даже бараков, а также промышленные постройки и многочисленные питейные заведения. Все это придавало окрестностям специфический колорит, никак не напоминавший цивилизованные досуги пациентов г-на Лодера и даже увеселения трактирщика Красовского.

В сталинское время через Остоженку собирались проложить проспект, ведущий к Дворцу Советов. Но, как известно, проект остался нереализованным. В те же 1930-е улицу вскрыли на огромную глубину для строительства «подземки» открытым способом. Событие казалось столь знаковым, что улице дали непоэтичное, хотя и громкое имя Метростроевская.

До середины 1970-х Остоженка практически не застраивалась и не реставрировалась, незаметно ветшая. План по возведению правительственных зданий стал последним доперестроечным всплеском интереса к историческому месту. Но и тут судьба уберегла этот район: решение осталось только на бумаге.

Прогулки по Остоженке в конце 1980-х годов оставляли грустное впечатление: обветшалые фасады старых зданий, унылые группы бараков, мрачные подворотни. Тут можно было снимать фильмы про военное время, сталинские репрессии или уголовные разборки. Сама жизнь предлагала и замечательные типажи для массовок: нищих старух, калек, одетых в лохмотья, бомжей. Понимание того, что все это происходит в 20 мин ходьбы от Кремля, придавало впечатлениям дополнительную остроту.

С точностью до наоборот

В первые годы перестройки об Остоженке вспомнили снова, и опять в контексте передовых градостроительных идей. Была предпринята попытка создать современный план реконструкции территории. О новой концепции архитектурный критик Григорий Ревзин рассказывает так: «Главным являлся принцип сохранения сложившейся исторической среды. Новые здания должны были <...> стать незаметными в существующем контексте. Второй принципиальной идеей была проницаемость, открытость района. В него должна была войти городская жизнь, подобно тому, как она вошла в Арбат и арбатские переулки, этот поток должен был оживить умирающую ткань остоженского гетто и превратить его в процветающий район. С этой целью недодворы, оставшиеся от недоусадеб, превращались в городские бульвары, приятные для прогулок».

Отвлечемся на минуту от истории и бросим взгляд на современную Остоженку. Удивительно, но факт: все воплотилось с точностью до наоборот. Ни зеленых дворов, ни оживленной городской атмосферы, ни тем более открытости мы точно не увидим. Оно и понятно. Стремительная «раскрутка» района в качестве элитного и соответствующие цены на землю не оставили никакого шанса для социальных компромиссов. Вопрос заключается в другом: насколько было сильно стремление сохранить исторический облик и каким способом предполагалось этого достичь?

Архитектор Александр Скокан, назначенный на роль главного разработчика концепции района, рассуждает следующим образом: «Историческая среда ценна тем, что состоит из напластований. Тот план развития территории, который мы сделали в конце 1980-х, основывался на том, что мы восстановили все исторические границы владений. Считаю, это главное, что мы тогда сделали. Потом оказалось, что если рисуется план, охватывающий случайный, но уже существовавший абрис, линию - то все вписывается. Возникла сетка, нечто вроде миллиметровки - но только для данного участка. На этой сетке можно было рисовать что угодно. Заказали жилье - идем по одним линиям, заказали пешеходную зону - по другим. Но как бы вы ни шли, вы всегда подхватываете то, что уже существовало».

Итак, из всех аспектов, которыми обладает историческое пространство района, был выбран один - это «скелет», общий план улочек, переулков и границ владений. Все остальное - историческую среду, колорит, тем паче однородность стиля не собирались поддерживать изначально. Нужно учесть еще одно обстоятельство: от выработки конкретной концепции застройки района власти решили устраниться. Фантазию инвесторов ограничили лишь указаниями, чего точно не должно быть.

Не удивительно, что на самой показательной улице столицы царит такой стилистический разнобой. Становится понятным и другое: почему улицы узки, почему столь причудлива и неоднородна геометрия построек. Впрочем, мы живем в эпоху постмодернизма, а он, как принято считать, легко примиряет историю и современность, классику и эклектику, французское и нижегородское.

«Дома, выстроенные Александром Скоканом, Юрием Григоряном, Сергеем Киселевым, удивляют качеством даже не архитектуры, а цивилизованности. Они кажутся стоящими не здесь, а во Франции, Швейцарии, чаще - в Финляндии. У них есть такие элементы, которых у русских домов быть не может: ухоженные дворы, изящные газоны, аккуратные мощеные дорожки, подземные парковки, невозможные для России роскошные террасы и вестибюли. Это не московское качество жизни, это какой-то очень престижный, очень буржуазный квартал топ-менеджеров в старой европейской столице», - считает Григорий  Ревзин. Похожей точки зрения придерживается большинство специалистов. Архитектор Максим Атаянц уверен, что новые дома, расположенные на Остоженке, спроектированы очень профессионально.

Приведенные суждения нисколько не противоречат тому, о чем говорилось ранее. Просто за систему измерения в данном случае взят не район, не переулок - словом, не целое, а каждое отдельное строение. Говорить о жилой среде не приходится. Мы получили скорее большую конкурсную площадку, на которой каждый архитектор выразил свое индивидуальное творческое кредо.

А где же жители района? Если вы спрашиваете об этом, значит, не понимаете в элитной жизни решительно ничего. Она надежно скрыта от посторонних глаз высокими стенами. Оказавшись внутри, можно наслаждаться чудесами техники, ландшафтной архитектуры и прочими прелестями обеспеченной жизни. Как быть с отсутствием света, на что смотреть в окно, если оно упирается в глухую стену? Где гулять с ребенком, если карликовые можжевельники во внутреннем дворике - единственные доступные зеленые насаждения в округе? Наконец, как добираться до дома, если по близлежащим улицам не проехать даже со скоростью пешехода? Есть и другая беда - заборы. Они, пожалуй, едва ли не главный символ современного элитного жилья с его интровертностью, полной отгороженностью от окружающей действительности. Заборы разные: от рустованного бетонного, поставленного к приезду президента США Ричарда Никсона в начале 1970-х, до причудливо изогнутых решеток.

Альтернативы нет

Как все это совмещается с представлением об элитной жизни? Адресуйте эти вопросы риэлторам, и вы услышите, что издержки жизни в мегаполисе очевидны, но достойной альтернативы клубному проживанию в центре города нет. Оттого, невзирая на все качественные недостатки, цены на элитные квартиры будут только расти.

Максим Атаянц считает, что недостатки Остоженки напрямую связаны с отсутствием внятной градостроительной идеи, жесткого регламента. Инфраструктуры в этом районе практически нет. Вокруг клубных домов никто не гуляет, улицы и переулки мертвые. Собственно, и улиц как таковых нет, есть дома по обеим сторонам дороги. В отсутствие нормального городского уклада Остоженка становится элитным гетто. Впрочем, продолжает архитектор, это проблема всего нашего города, где доходы людей отличаются в десятки тысяч раз.

Как показывает опыт Запада, феномен Остоженки не является чем-то из ряда вон выходящим, но наблюдается далеко не всегда. Например, в европейских городах, которые развивались более поступательно и неспешно, не возникло столь вопиющих противоречий. «Социальные контрасты там сглажены, - рассказывает Максим Атаянц. - Такое положение вещей объясняется тем, что сегрегация по районам давно произошла. В богатых районах сложилась соответствующая среда и инфраструктура, в бедных - соответственно. У нас же инфраструктура просто умерла».

Как бы ни были велики проблемы современной Остоженки, эта улица остается воплощением престижа - здесь должна присутствовать хорошая архитектура. Впрочем, лучше дать слово творцам остоженских зданий. Архитектор Сергей Скуратов утверждает: «Если говорить о почти «сталкеровском» районе в полукилометре от Кремля, то он почти исчез. Этот процесс неизбежен. Меня могут побить коллеги, но на Остоженке, кроме Зачатьевского монастыря, двух-трех церквей и нескольких домов, нечего сохранять. «Дух Остоженки» - почти киношный образ, это что-то для фото- или киносъемки: туман, влажность... К сожалению, не архитектурные категории».

Мнение Юрия Григоряна несколько мягче: он считает, что среду Остоженки удалось сохранить в большей степени с градостроительной точки зрения, а с исторической - нет, поскольку ценность исторической среды определяется ее подлинностью.

Но все наши попытки выяснить, что же такое хорошая архитектура, не встретили понимания даже в сообществе профессионалов. Образнее и экспрессивнее многих высказался, пожалуй, опять Сергей Скуратов: «Проблема заключается в том, что ни те, кто строит, ни те, кто оценивают, не знают, что такое хорошая архитектура. Каковы критерии? Чистота идеи, ясность композиции, рациональность выбранного приема, с хорошим вкусом подобранные материалы, пропорции, динамика и еще сотня других комплиментарных слов. Идея, как любовь, может быть ужасной, несвоевременной, неубедительной, неуместной, но архитектор не способен излечиться от нее, как от некой заразы. И что? Он из проекта в проект декларирует свою парадоксальность и нетривиальность взгляда. Как быть с критикой? Короче. Одни любят толстеньких, другие - худеньких».

Елена Вознесенская