Борис Левянт — об архитектуре, дизайне и реновации в Москве

Архитектор, основатель компании ABD architects Борис Левянт (Фото: ABD architects)

— На конкурсе Best Office Awards в этом году сразу несколько ваших проектов признали лучшими, а вас назвали персоной года в области дизайна интерьеров коммерческой недвижимости. Ваша компания сейчас больше занимается дизайном или архитектурой?

— Наше бюро разделено на две части: департамент интерьеров, который занимается дизайном коммерческих интерьеров, и департамент большой архитектуры, который занимается коммерческими проектами в области архитектуры. В каких-то работах они являются партнерами и пересекаются, но в принципе это разные рынки.

Пропорция занятости и объемов работ, заказчиков и пр. движется то в одну, то в другую сторону. Обычно, когда наступает кризис, первыми это ощущают интерьерщики, большая архитектура еще движется по инерции, так как в этой сфере дольше цикл работ. Потом тяжелые времена застают и большую архитектуру. При выходе из кризиса — наоборот: заказы по интерьерам стартуют раньше, а потом уже оживляется рынок строительства недвижимости и заказы на создание архитектурных проектов растут.

Специально мы не разделяем эти направления по объемам, рынок сам регулирует пропорции заказов в том или другом департаменте. Сейчас рынки и интерьеров, и большой архитектуры достаточно активны, поэтому оба направления работают с высокой нагрузкой.

— Это намеренная диверсификация бизнеса в компании?

— По сути, это действительно так. В принципе, любое бюро, которое начинало свою деятельность по крайней мере лет двадцать назад, начинало с интерьеров. Раньше конкурировать на рынке большой архитектуры было крайне сложно, еще существовали крупные проектные институты и заслуженные советские мастера. А в области интерьеров конкуренции практически не наблюдалось, на рынке работали разве что иностранные бюро, но было много иностранных клиентов. На старте мы начинали именно с интерьеров, так как советские институты были совершенно не приспособлены для работы с иностранным заказчиком, мы без труда выигрывали тендеры, хотя наши постсоветские конкуренты и пытались утвердиться на этом рынке.

Постепенно мы приобрели определенную известность на рынке и начали выходить на поляну большой архитектуры. Но многие из наших коллег, как только начинали чувствовать себя увереннее и работать на уровне города, заканчивали с направлением дизайна интерьеров, потому что в то время такое занятие считалось не самым благодарным. В нашей компании оба направления деятельности сохранились, и мы активно их развивали.

В свое время у нас был западный партнер, который помог наладить менеджмент и организацию работы с клиентами, что нас до сих пор отличает от многих конкурентов на рынке. Хотя во многих компаниях, основанных нашими выпускниками — то есть бывшими сотрудниками, — используются те же приемы.

— Вы принципиально не занимаетесь дизайном жилых помещений. Почему?

— Последние лет пятнадцать и даже больше мы вообще не занимались интерьерами в жилой недвижимости для частных клиентов. А крупные проекты тогда реализовывались в состоянии shell & core — без внутренней отделки. Сейчас ситуация меняется, считаю, в лучшую сторону. На рынок выходит практически готовый продукт, и людям не нужно еще три-четыре года ремонтировать свою квартиру, досаждая окружающим. Этот продукт более востребован сейчас.

У нас был подобный опыт сотрудничества с девелоперской компанией для элитного комплекса в Москве. Мы дорабатывали и корректировали концепцию дизайна, делали рабочую документацию по проекту британских архитекторов. Так, восстановили старинный опыт конца 1990-х годов, когда в том числе занимались и интерьерами жилых помещений, в основном для иностранных клиентов, которые приезжали в Россию.

Мы специализировались на коммерческих интерьерах. Что такое жилой дизайн? Работа с частниками. В конце 1990-х — начале 2000-х мы нахлебались частным дизайном. И поверьте, очень непросто работать с клиентом с российским менталитетом, который что-то хочет, а что — не в состоянии объяснить. Часто это абсолютно изматывающая, малоинтересная и неэффективная деятельность. Мы ее прекратили и счастливы по этому поводу. Сейчас картина изменилась: когда на рынок выводится некий продукт в виде апартаментов или жилого дома под ключ — это уже совсем иная ситуация. Нет, например, зависимости от прихоти частного лица или его жены (заказчиком обычно выступал глава семейства, но потом подключалась его вторая половина и выносила дизайнеру мозг так, что любой личный опыт меркнет перед этим).

Но мы не отказываемся полностью от сотрудничества в этой сфере с заказчиками в лице девелоперов. Сейчас работаем над решениями в одном из проектов, который позволит вывести на рынок жилой комплекс в готовом виде — остается только завезти мебель и повесить шторы. Также мы работаем на жилых проектах в плане разработки интерьеров мест общественного пользования и входных групп.

— В кризис все меньше проектов выходит на рынок, и, соответственно, у архитекторов все меньше заказов. Но увеличивается количество заказов от госструктур. А как обстоит дело в сфере дизайна интерьеров в коммерческой недвижимости?

— Во время кризиса останавливается вообще все, наступает шок. Потом люди понемногу приходят в себя и начинают искать проекты и возможности для их реализации. Либо реализовать собственность в виде земельных участков, либо разработать идею и архитектурное приложение к ней для того, чтобы этот актив можно было предложить на рынке. Поэтому сейчас нельзя сказать, что мы находимся в глубоком кризисе. А относительно того, работать или нет с госструктурами, у каждого своя позиция. Мы избегаем этого взаимодействия по разным причинам. Есть рынок коммерческий, который нам более понятен и привычен, и нет смысла лезть на рожон и работать в довольно жестких условиях, которые предлагаются по госконтрактам.

— Кто сейчас основные заказчики и с кем приходится конкурировать за них?

— Тенденция увеличения госзаказов на рынке архитектуры, по моему мнению, выглядит пугающей. Государство и госзаказчики не в состоянии нормально работать. Профессионалы, выходящие в эту нишу, обрекают себя на специфические отношения с такими работодателями. Это не наш путь. Мы несколько раз участвовали в конкурсах и проектах с госзаказчиками, но комментировать результаты этих конкурсов я не буду. Если у бюро есть возможность работать с частными клиентами, они делают заказы и ценят ваши работы и компетенцию. Те услуги, которые мы предоставляем, востребованы, и я не вижу смысла выходить на этот рынок. Масштаб и объем работ по госзаказам колоссальный. Соответственно, цена за метр в проекте сильно падает, качество документации — тоже. Честно говоря, это не совсем интересное для нас поле деятельности, поэтому стараемся работать в своей нише.

— А что происходит на рынке дизайна интерьеров? Как отразился кризис на этом сегменте?

— Абсолютно такой же эффект наблюдается и в сфере интерьеров. Относительно того, что рынок замедляется, количество переездов уменьшается — это все заблуждения. Сейчас не так все грустно, как это было два года назад. Бизнес находит возможности для роста и развития. Пользуясь низким рынком, крупные компании находят возможности объединить свои офисы, бэк-офисы под одной крышей. Расположить свои подразделения вместе — удобнее и эффективнее с точки зрения экономики и управления.

Плюс к этому, считаю, неплохая идея (одна из многих) правительства РФ относительно запрета госкорпорациям строить себе штаб-квартиры. Это абсолютно правильно, потому что люди должны заниматься своим делом — и штаб-квартиры строить профессиональные девелоперы, архитекторы, в том числе интерьер-дизайнеры. Поэтому у крупных компаний есть интерес к объединению своих подразделений или переезду из уже устаревших офисов в коммерческие объекты.

Ввиду того что мы переживаем уже четвертый кризис, можем отметить закономерности. В начале кризиса все как об стенку ударяется и падает. Через какое-то время бизнес начинает шевелиться. Обычно крупные корпорации всегда находили возможности в сложные времена объединять свои офисы. Однако с 2014 года идет замедление роста строительства объемов коммерческих площадей в Москве, и уже сейчас найти 10–15 тыс. кв. м для переезда крупной компании практически невозможно. Поэтому наступает период, когда девелоперы начинают думать о строительстве новых офисных комплексов. Многие офисы уже устаревают с точки зрения инженерии, планировочных решений, поэтому сам процесс улучшения качества рабочих пространств для сотрудников компаний — и государственных, и негосударственных — не должен останавливаться.

— А как обстоит дело с конкуренцией на рынке дизайна интерьеров? Как он изменился с 1990-х годов?

— На рынке дизайна интерьеров мы конкурируем в основном с нашими выпускниками. Это бывшие сотрудники, которые, проработав с нами какое-то время, создали свои бюро и компании. Если говорить об архитектуре, не так много участников на этом рынке, кто специализируется на коммерческой недвижимости. Мы не составляем серьезную конкуренцию в области жилья, ввиду того что не так много работали в этой части. Но, с другой стороны, время течет, может настать такой момент, когда мы построим что-то достойное в этом сегменте и на нас обратят внимание, как и в коммерческой архитектуре.

Мы ставим перед собой задачу сделать хорошую архитектуру, но не в ущерб коммерческой составляющей объекта. Таким образом, мы создаем эффективную с точки зрения будущей капитализации архитектуру. А ее качество является неким бесплатным приложением — о чем мы всем и рассказываем.

— А насколько сильна конкуренция с западными архбюро? Российские архитекторы не вытеснили их с рынка?

— Нет, вытеснить они их не могут. Тут интересный процесс: девелоперов, работающих более десяти лет на рынке, практически нет. Люди выходят с этого рынка либо по своей воле с деньгами, либо не по своей воле — без денег. Поэтому все время идет приток новых персонажей из разных областей. И каждый раз все повторяется: первое, что они делают, — приглашают иностранных архитекторов и платят им огромные деньги, а потом выясняется, что строить это нельзя. И здесь даже не вопрос соблюдения российских норм. Так, как строят там, не обязательно будет эффективно работать у нас. С этим мы постоянно сталкиваемся.

Но ввиду санкций и политической нестабильности многие крупные иностранные компании, у которых были здесь отделения, закрыли их. К тому же западные компании выставляют цены в долларах или евро, а они существенно выросли относительно рубля. Поэтому сейчас многие девелоперы рассматривают российских архитекторов. Например, у западных бюро заказывают концепцию, а наши ее дорабатывают.

— Вы сами себя считаете больше архитектором или дизайнером?

— У меня оба образования: я начинал учиться до четвертого курса на кафедре жилых общественных зданий, а окончил МАРХИ на кафедре интерьера. После этого работал в градостроительной области, но занимался научной деятельностью в НИиПИ генплана г. Москвы — системами транспортно-коммуникационных узлов, будущих ТПУ. Мы разрабатывали идеологию концентрации и изучали причины активности вокруг этих объектов. Раньше они назывались ТКУ, теперь — ТПУ, но суть-то одна и та же. Это пересечения, пересадки и высокая активность вокруг элементов городской структуры.

Потом мы занимались градостроительным регулированием, и еще в 1985 году сделали большую интересную работу. Основная цель была максимально упорядочить эту деятельность и лишить ее какого-либо предвзятого мнения и бюрократии. Но все как в советское время, так и сейчас. Иногда кажется, что в этом вопросе есть уникальная преемственность советской ментальности.

— Как вы оцениваете изменения улиц в центре Москвы за последние годы?

— Недавно был в нескольких крупных европейских городах — все так же перекопано. Финансовый кризис всегда предполагает крупные муниципальные строительные работы. Это такой международный рецепт. Просто наш мэр — человек крайне энергичный. И уж если за что-то берется, то с таким размахом, что все приседают и уши прижимают. С другой стороны, этот процесс мог бы длиться вечно. Лично мне нравится, что пытаются что-то восстановить, сажают деревья на центральных улицах и на Садовом кольце. Сложно оценивать, хорошо это или плохо, потому что есть масса разных точек зрения, есть плюсы и минусы в любом решении.

— Как вы относитесь к новой масштабной программе сноса пятиэтажек? Что действительно делать с этим старым фондом и что строить вместо хрущевок?

— То, что входит в культурную традицию и является памятником архитектуры, безусловно, надо сохранять, реконструировать, доводить до качества более-менее современного с точки зрения инженерного обеспечения. Но в городе множество панельных домов, которые чудовищны и ужасны. Думаю, что является чуждым, надо реконструировать и создавать что-то более соответствующее центру города с точки зрения качества среды и самой архитектуры.

Относительно спальных районов я уверен, что из каких-то пятиэтажных кварталов можно сделать замечательные новые, которые будут ничуть не хуже, но решат массу других задач: парковок, инженерного обеспечения, более безопасных дворовых пространств. Так что не вижу в этом фундаментальную проблему.

История с реновацией улиц проскочила у москвичей, а со сносом пятиэтажек сложнее. Это не должно превращаться в политическую акцию, как, к сожалению, получилось. Собственность — то немногое, что есть у людей, поэтому они будут сопротивляться. С точки зрения нарушения прав собственности — это вопиющая история. Но с точки зрения города, с точки зрения профессионального подхода — эффективнее работает не точечная застройка, а квартальная или территориальная. С другой стороны, у нас колоссальная серединная зона с большим числом пустующих промышленных территорий. Более гибким решением этой проблемы стало бы создание в ней компенсационного жилья — ближе к центру, чтобы освобождать и реконструировать территории пятиэтажек, которые часто граничат с серединной зоной.

— Какая плотность жилья должна быть на месте снесенных пятиэтажек?

— Это такой вечный спор… Можно с очень высокой плотностью создать качественное жилье и пространство для жизни. И наоборот, с очень низкой плотностью сделать гетто. Суть не в плотности, а в обеспеченности объекта всей инфраструктурой и в качестве решений. Если квартал с очень высокой плотностью застройки сделан разумно и интересно, в нем есть общественные пространства, правильный баланс различных функций, плюс хорошая доступность — то продаваться там квартиры станут все равно лучше, даже если в каком-то другом месте сделано с минимальной плотностью. Очевидно, будут клиенты, которые купят и там, и там. Есть люди, которые всю жизнь мечтают жить на 50-м этаже, я выше четвертого даже представить не могу жизнь — боюсь высоты.

— В целом как вы относитесь к современной, скажем так, массовой архитектуре, которая представлена в Москве сейчас?

— У этой современной массовой архитектуры есть имя? Понимаете, любое огосударствление, которое происходит у нас, приводит к большему потреблению стандартных вещей, в частности и жилья. Последние пять-шесть лет у нас говорят о проектах повторного применения. Все это неизбежно ведет к деградации среды, человека и всего остального. Появляются новые кварталы с высокой плотностью, большой этажностью, большой цветистостью, палочками вертикальными, расставленными в разных направлениях с разной плотностью… Как к этому относиться?! Как и к панелькам — то же самое, массовый продукт. Он не может быть изысканным или красивым даже с яркими фасадами. Он подчинен только одной цели — быть максимально экономным и выжимать максимальную прибыль с территории застройки. А интересная архитектура появляется в основном в элитных проектах.